Кают-компания: Александр Массарский, академик и Дмитрий Шулькин, постановщик трюковых сцен в гостях у Игоря Курдина в передаче "Кают-кампания". 12 мая 2008

Прилипалы к кинотрюкам Массарский и Шулькин не стыдясь рассказывают простолюдинам, как сжигали заживо людей на съёмочной площадке, ломали кости своим жёнам и освобождались на основной работе ,взяв липовый больничный лист и сгоняв на денёк на съёмки......

Уважаемая редакция!

Александр Массарский.

Я нашел в Интернете на сайте «Голоса еврейских местечек» cтатью Аркадия Шульмана о кладбище в Городке и адрес вашей редакции. И решил поделиться своими воспоминаниями. Я родился в Городке 5 мая 1928 года. 4 июля 1941 года наша семья стала беженцами, и мы прошли 400 километров пешком до города Ржев, где нас в товарных вагонах отправили на Урал. Так и остались живыми.

Все это я описал в своей книге мемуаров «За кадром и в кадре», изданной в Санкт-Петербурге, в двух изданиях в 2008 и в 2016 годах. После войны я окончил в Ленинграде два вуза. Защитил диссертацию. Работал инженером-конструктором и участвовал в создании более 300 фильмов в качестве режиссера трюковых эпизодов, актёра и каскадера.

Многое из прочитанного на Вашем сайте меня взволновало. Некоторых людей, упомянутых в рассказе, я вспомнил. Вы пишете об аресте Шофмана в 1937 году. Я учился в 4-м классе русской школы и сидел на одной парте с Натой Шофман и помню, как она пришла утром в класс, заплаканная. Даже помню ее коричневое платье.

Помню маляра, которого все звали «Ичке дер окс». До войны мы жили в Городке на улице Садовой, 21, а после – в доме моего деда на улице Володарского, 51. Дом во время войны сгорел, и наша семья потом жила в Ленинграде.

Мои контакты:
е-mail: sosnovo28@gmail.com
Тел.+7 921 9527100.
Сайт www.massarsky.spb.ru
С уважением и благодарностью

Академик всемирной академии наук, искусств, культуры.
Заслуженный работник культуры России.
Заслуженный тренер России по самбо и дзюдо.
Почетный доктор Государственного технического университета “Военмех”.
Массарский Александр Самойлович

ЗА КАДРОМ И В КАДРЕ
Отрывок из книги

Прерванное детство

Я родился в небольшом белорусском городе под Витебском, который так и называется – Городок. Город огибала речка Горожанка, имевшая местами крутые, обрывистые берега, а в нижнем течении ее воды образовывали три следующих одно за другим озера. Жители говорили: идти купаться на речку или на озера. В одном месте речку перегораживала плотина, и небольшая электростанция снабжала город электричеством.

Население города было около девяти тысяч человек. Известно, что после раздела Польши в конце XVIII века на территории России оказалась самая большая в мире еврейская община – численностью более миллиона человек. В Средние века многие переселились в Польшу из Германии, унаследовав элементы немецкого языка, вошедшие в современный еврейский язык идиш. Эта часть территории Украины, Белоруссии и Прибалтики и являлась в царское время чертой оседлости. В городе жило много еврейских семей, но до Второй мировой войны все жили дружно, национальный вопрос вообще не поднимался. Даже в 1905 году, когда на Украине бушевали погромы, белорусы не поддались на провокации черносотенцев и защитили еврейское население.

История Городка уходит в далекую древность. Археологические раскопки показали, что еще в эпоху неолита здесь жили люди. В Средние века эта территория в разное время принадлежала Киевской Руси, польским и литовским королям, смоленским, новгородским князьям, Полоцкому княжеству. 9 июля 1772 года городокские земли вошли в состав Государства Российского. Существовавший с XVI века герб города был заменен новым, с российской государственной символикой.

На протяжении всей своей истории Городок подвергался нападениям соседей. Во время Ливонской войны, при осаде Полоцка, войска Ивана Грозного разграбили и опустошили земли Городка. Через Городок и прилежащие села прошли полчища Наполеона, двигаясь через Смоленск к Москве и обратно, во время своего позорного бегства на запад. При этом у жителей отбирали домашний скот, лошадей, теплую одежду. Население было вынуждено кормить и снабжать вражескую армию. В годы немецко-фашистского нашествия и оккупации Городка в течение двух с половиной лет многострадальные жители испытали невзгоды, нечеловеческие страдания и понесли огромные потери.

Белорусы – удивительный народ: трудолюбивый, честный, дружелюбный. При этом в годы войны в партизанских отрядах они показали невероятную стойкость в борьбе с оккупантами, проявив чудеса героизма. Жители города и окрестных сел снабжали партизан едой и одеждой, укрывали раненых и прятали еврейских детей, выдавая их за своих. За это укрывателям грозил расстрел всей семьи.

Известно, что при казнях фашисты взрослых расстреливали, а детей часто закапывали живыми. Так, после очередной казни шестилетняя Вера Массарская выбралась из рва, из-под груды детских трупов, и была спасена жителем города, который весь период оккупации прятал Веру от немцев, выдавая за свою дочь. Однако спаслись всего несколько человек.

За два месяца было расстреляно 400 еврейских семей. Когда в годы войны на Украине на стороне немецких фашистов действовали многочисленные части националистов-бандеровцев и свирепствовали подразделения полицаев – в Белоруссии население шло в партизаны. Предателей было очень мало, хотя встречались и особо зверствовавшие полицаи. В результате военных действий и оккупации погибла четверть населения Белоруссии. В республике действовало много партизанских отрядов, составлявших партизанские бригады. Бойцы проводили смелые операции, нанося значительный урон фашистам. В ответ оккупанты зверствовали и уничтожали целые окрестные деревни.

В Городке до войны была русская школа, две белорусских и одна еврейская, которую в 1939 году закрыли, а учеников распределили по другим школам. Я учился в русской школе. Директором у нас был учитель-белорус по фамилии Вожик, что по-русски означает «ежик». Это был внешне суровый, строгий человек. У него не было одной руки. Вожик преподавал русский язык, и теперь, спустя годы, я сознаю, что любовь к литературе привил мне именно он.

В 1941 году его лично повесил бывший ученик нашей школы, полицай Костя Дудак. Этот поддонок при освобождении Городка от оккупантов успел уйти с ними на запад и избежал возмездия. Его так и не нашли.

Интересно, что в освобождении Городка принимал участие сын Чапаева Александр.

После войны работали специальные правительственные комиссии, расследовавшие зверства фашистов. Раскапывали места захоронений. Оставшиеся в живых свидетели казней, которых часто немцы заставляли закапывать рвы с убитыми, рассказывали о том, как проводилось уничтожение людей, называли имена убитых. Составлялись списки казненных людей.

Позже проводились открытые суды над военными преступниками и предателями. Были осуждены и расстреляны начальник полиции Городка Мордик (бывший советский офицер) и его подручные, отличавшиеся особыми зверствами над своими соотечественниками. Протоколом расследования зверств фашистов от 13 марта 1945 года зафиксировано, что в период с июля 1941 по декабрь 1943 года в Городке расстреляно 4884, повешено 32, сожжено заживо 168, угнано в рабство 947 человек.

В 2004 году в минском издательстве «Беларусь» была издана историко-документальная книга «Памяць» («Память»), созданная на основе документов и свидетельств уцелевших жителей Городка. В книге приводятся исторические сведения о развитии города с давних времен, в довоенные и послевоенные годы. Опубликованы списки казненных жителей Городка и пригородов. В этих печальных перечислениях погибших я нашел имена десятков родственников и знакомых.

Наводя справки после войны, опрашивая уцелевших соседей, мы узнали, что одна из сестер мамы – Миля с четырьмя детьми, моими двоюродными братьями и сестрами, из Бреста пешком добралась до Городка по захваченной немцами территории. Вероятно, они искали спасения в родном городе. Здесь они нашли свою гибель. Другая моя тетка, Кира, с двумя детьми из Витебска тоже пришла в Городок. Их постигла та же участь. Узнали мы и о судьбе пропавшего без вести дяди. Он уцелел на финской войне и ушел добровольцем на фронт в первый день войны 22 июня 1941 года. Его воинская часть была разбита и рассеяна немцами. Выходя из окружения, он попал в плен. Жители видели его в лагере военнопленных в Городке. Кто-то видел, как фашисты, издеваясь над пленными солдатами, отрезали ему нос и уши. Потом всех пленных уничтожили.

До войны в Городке не было крупной промышленности. Функционировали стеклозавод, лесозавод, работали небольшие артели. Был техникум механизации сельского хозяйства, который немцы превратили в лагерь советских военнопленных. Там же их расстреливали и закапывали во дворе.

Я с Жоресом Алферовым,
который родился в Городке и стал
Лауреатом Нобелевской премии.
Мы с ним встретились в Туринске
на Урале и дружим до сих пор.

В Городке родились и работали известные люди. Герой Советского Союза, судовой врач на пароходе «Седов», потерпевшем бедствие в Арктике, Александр Петрович Соболевский. Здесь родился и жил известный писатель и драматург Бэр Аршанский. Жил композитор Иван Дзержинский – автор оперы «Тихий Дон». Работал Иван Карпович Алферов – известный руководитель предприятий бумажной промышленности страны. Здесь родился и провел первые детские годы его сын, ныне лауреат Нобелевской премии, вице-президент Российской академии наук знаменитый физик Жорес Алферов.

Помню семью Кугелей. Четыре брата погибли на фронте. Один из них, Семен Кугель, обучил меня фотографии, которая стала моей страстью на всю жизнь. Старший из братьев, Давид, был талантливым радиолюбителем. Еще до войны он пытался сделать телевизионный передатчик.

Жила в Городке семья Массарских, моих дальних родственников. Все дети были музыкально одаренными, играли на многих инструментах. Старшие братья погибли на фронте, а младший из них, Зиновий, стал профессором Ленинградской консерватории. Я помню Зиновия примерно с десятилетнего возраста. Это был невысокий кудрявый мальчик с пухлыми щеками, за что ему пришлось носить шутливую кличку Компот, которая осталась для друзей детства паролем на долгие годы. Мы жили на одной улице. Когда я шел купаться на речку, то непременно проходил мимо их дома, где часто на улице собиралась группа людей, слушавших музыку, звучащую из распахнутых окон. Перед войной старший брат Зямы Борис привез из Западной Белоруссии, «добровольно» присоединившейся в 1939 году к Советскому Союзу, аккордеон, который в то время казался нам чудом. Зяма освоил и этот инструмент. Все жили небогато, и велосипед или патефон в семье считались роскошью. После окончания Ленинградской консерватории он руководил хором Балтийского флота в Калининграде. После возвращения Зиновия в Ленинград мы с группой выживших друзей детства до последних дней встречались у него дома. Это были замечательные встречи людей преклонного возраста. У каждого была своя непростая судьба. Каждый чего-то достиг в жизни. Зяма объединял нас всех. И, конечно, это были музыкальные вечера. Мы много и охотно пели. К нам присоединялись сын Зиновия, известный виолончелист Алексей, дочь-пианистка Алена и жена Вера, дочь знаменитой оперной певицы Софьи Преображенской. Зяма ушел из жизни в 2014 году.

Бабушка.
Вышедская
Рахиль Давидовна.
Домохозяйка.
Научилась читать
по-русски в 70 лет.
Прочитала всех
русских классиков.
Умерла в Ленинграде
в 1958 г.

Мой дед
Вышедской
Меер Вульфович.
Известный печник.
Умер в Ленинграде
в 1949 г.
Он и бабушка
из села Вышедки.

Мы жили в доме моего деда. Он был знаменитым печником, мастером от Бога. К нему всегда стояла очередь желающих соорудить в доме русскую или голландскую печь, особый камин. Его печи стояли десятилетиями, хорошо грели и никогда не дымили. Дед был человеком набожным, хорошо знал Библию, но от нас, детей, религиозных знаний не требовал.

Бабушка, многодетная мать, была домохозяйкой и вечно пропадала в огороде. Но к ней постоянно обращались люди с проблемами здоровья. Она, как теперь принято говорить, была народной целительницей, владела знаниями народной медицины и лечила от многих недугов.

Моя мать
Массарская
Соня Мееровна.
В Городке работала
в библиотеке.
Умерла в Ленинграде
в 1999 г.

Мама была моложе отца на 18 лет. Она работала в городской библиотеке. Мама отличалась твердым характером, по существу была главой семьи и самозабвенно любила нас с сестрой. Помню, в детстве был такой случай. Мне было лет пять. В кухне стоял самовар, закипела вода, мама хлопотала с посудой для чая. Мы с сестрой тоже были на кухне. Не знаю, как это случилось, но кипящий самовар опрокинулся. Хлынул кипяток. Увидев нас, мама развела руки в стороны, не подпуская нас к середине кухни, боясь, что ошпаримся, хотя мы замерли на месте и не двигались. А в это время кипяток из самовара широкой струей лился ей на ноги. Она могла отойти, но материнский инстинкт удержал ее. С сильнейшими ожогами ног мама пролежала в постели более восьми месяцев.

Отец был своеобразным человеком. В городе он был единственным художником-оформителем. Его рукой были написаны все вывески учреждений, магазинов, номерные знаки домов. Он рисовал и писал картины маслом, выбивал зубилами и молотком надписи на могильных плитах. К праздникам отец ночами малевал плакаты и лозунги, с которыми жители ходили на демонстрации. Эти лозунги писались белилами на красной ткани – кумаче. Тексты призывов перед официальными торжествами публиковались в газетах. Невозможно было изменить в тексте букву или запятую. За этим строго следили соответствующие организации. В детстве, когда отец учил меня рисовать, я думал, что мой родитель просто талантливый самоучка, ведь он не оканчивал художественных учебных заведений. Много позже, когда появились публикации о Марке Шагале, отец рассказал, что десятилетним мальчиком он вместе с Шагалом учился живописи у известного витебского художника Юрия Пена. Это была группа одаренных детей, с которыми мастер занимался в порядке благотворительности. Отец и Марк Шагал были ровесниками. Но Марк жил в Витебске, а отцу приходилось ездить на уроки из Городка. Семья была бедной, и уроки пришлось прекратить. В 1937 году произошла нашумевшая история. Юрий Пен был зарезан в собственной квартире. Перед самой войной мама привозила меня с сестрой в Витебск на выставку картин Юрия Пена. В начале 1920-х годов Марк Шагал работал в Витебске комиссаром по культуре. Он помогал отцу организовывать культурную деятельность в Городке.

Мой отец
Массарский Самуил Аронович.
1987 г. р.
Умер в Ленинграде в 1959 г.
В Городке был
художником-оформмителем.
Все вывески в городе,
даже номера домов,
плакаты к демонстрациям
были написаны его рукой.
Он, зубилом и молотком,
гравировал надписи
на «мацейвах»,
которые стояли на могилах
еврейском кладбище.
Он создал в Народном доме
Городка «Народный театр».
Ставились спектакли.
В Ленинграде он участвовал
в восстановлении разрушенных дворцов.
Реставрировал надписи и росписи
в Хоральной синагоге.

Отец прославился тем, что организовал в Народном доме самодеятельный драматический театр, в котором был актером, режиссером и оформителем декораций. Ставились серьезные пьесы. Помню, особым успехом пользовался спектакль «Тупейный художник» по повести Лескова, где отец исполнял главную роль. В спектакле была занята и моя мать, а если в некоторых пьесах требовался детский персонаж – мальчик, то и я становился артистом, за что в школе меня дразнили и обижали. Самодеятельному театру предрекали большое будущее, но этому помешала война. Впоследствии на основе этого произведения композитор Стрельников написал музыку для оперетты «Холопка», а уже после войны режиссер Роман Тихомиров снял музыкальный фильм «Крепостная актриса». В этом фильме нашлась работа и для меня.

Коллектив народной самодеятельности.
Во втором ряду третий слева мой отец.
В возрасте 10-ти лет он
вместе с Марком Шагалом
учился рисовать у витебского
художника Юрия Пена.

Отец участвовал в Первой мировой войне. Он ушел служить в армию вместо своего старшего брата, приписав себе два года. Так он попал на фронт. Потом, уже в составе группы солдатских депутатов, приезжал с фронта в Петроград за большевистской агитационной литературой. Слышал выступление Ленина с балкона особняка балерины Матильды Кшесинской. В Городке он был одним из организаторов установления советской власти, хотя был беспартийным. С войны отец вернулся с двумя Георгиевскими крестами и ранением в голову. Был шесть раз отравлен немецкими газами. Царские награды не приветствовались советской властью. Поэтому в голодные 1930–1932 годы родители сдали эти кресты в Торгсин (торговля с иностранцами) – так назывались магазины, через которые изымались ценности у населения. Там можно было за антикварные вещи и драгоценности купить дефицитные товары и продукты. Много позже, в Ленинграде, отец сказал мне, что в 1916 году он написал некролог на смерть Шолом-Алейхема, который был опубликован в издававшемся до революции на русском языке журнале «Еврейская неделя». Я нашел в Публичной библиотеке 23-й номер этого журнала со статьей отца, с подписью «Телефонист артиллерийской бригады С. Массарский. Из окопов действующей армии». Отец рассказывал, что служба телефониста в то время на фронте была одной из самых опасных. Нужно было под огнем противника протягивать телефонные линии связи, а отступая, обязательно смотать и сохранить все провода (провод являлся стратегическим дефицитом и был закуплен в Германии еще до войны), и делать это приходилось на передовой, без всякого прикрытия, когда свои уже отступили. Так, в 1915 году, когда русская армия отступила из Бреста, отец под присмотром своего командира сматывал провода. Отец был ранен осколком снаряда в голову, а офицер в живот. Отцу удалось уйти с проводом к своим и вынести из-под огня своего командира. За тот подвиг он и был награжден Георгиевским крестом. Потом они вместе лежали в лазарете в Москве, и офицер подарил отцу на память серебряный монетник для мелочи. Вещица представляла собой три спаянных цилиндра, в которые под пружину вводилась мелочь разного достоинства. Интересно, что и для советских 10, 15 и 20 копеек эти цилиндры подходили. На дне монетника было клеймо: «Москва. Гольцъ. 1879». Я наивно гордился этой надписью и показывал ее одноклассникам. Ведь это был год рождения самого товарища Сталина! Я очень дорожил этой вещью, но однажды в ленинградском троллейбусе у меня вытащили ее из кармана пальто… Как-то в комиссионном магазине я увидел и опознал по характерным вмятинкам свой монетник. У меня не хватило денег выкупить его, а когда я пришел с нужной суммой, его уже кто-то купил.

Моя сестра
Адель Самойловна
Массарская.
Бежала из Городка
в возрасте 16 лет.
Работала Ленинграде
преподавателем
английского языка.
Умерла в Америке
в 2015 г.

Я с сестрой Адой.
1939 г.

Моя сестра Ада на три года старше меня. Она оказала большое влияние на мое воспитание. Ада много читала и привила любовь к чтению мне. Ее суждения о том, что хорошо, а что плохо, были всегда убедительно аргументированы, и я принимал их непреложно. Благодаря своей сестре я не был в детстве хулиганом, не начал курить. Поскольку мама работала в библиотеке, то книжные новинки мы читали первыми в городе. Читала вся семья. Иногда мама приходила с работы очень поздно, и мы уже знали, что в библиотеке работала секретная комиссия по изъятию и уничтожению книги очередного «врага народа». Об этом говорили шепотом, но все знали, что такую книгу держать у себя дома смертельно опасно. Нужно было собрать не только экземпляры запрещенной книги, находившиеся в библиотеке, но и те, которые были на руках у читателей. Маме приходилось ходить по домам и собирать эти книги. Источниками информации у нас были книги, газеты и радио. О телевидении тогда еще никто не знал. Диффузор репродуктора представлял собой большую бумажную тарелку, которая, если имела надрывы, издавала искаженный звук. Несмотря на примитивность этого устройства, все внимательно слушали передачи. По радио, кроме официальных сообщений, часто передавали литературные и музыкально-образовательные передачи. Выступали чтецы, поэты, певцы, музыканты. До сих пор помню голоса чтецов Ларионова и Яхонтова. Популярными были певцы Леонид Утесов, Вадим Козин, Клавдия Шульженко, Изабелла Юрьева. Транслировались оперы и футбольные матчи. Позже появился знаменитый футбольный комментатор Вадим Синявский. Его репортажам внимала вся страна. По утрам по радио проводили утреннюю гимнастику. Иногда мы замирали у своих тарелок, когда передавали речь Сталина на партийном съезде, судебные процессы над «врагами народа» или сообщения о происках империалистов у наших границ.

Все жили в неясном, тревожном ожидании надвигающейся войны. Спустя годы я понял, что именно эти тарелки не только воспитывали наше отношение к жизни, понимание добра и зла, но и формировали наше эстетическое восприятие литературы и музыки. У меня и сейчас звучат в ушах фразы диктора из далекого детства: «Передаем вальс-фантазию Глинки» или «Прослушайте арию Дира из оперы Верстовского “Аскольдова могила”», или «Арию Каварадосси из оперы Пуччини “Тоска”». От этого кружились наши детские головы. Оказывается, есть такие оперы и композиторы! И где-то в Москве или в Ленинграде счастливчики могут услышать и увидеть всё это в театре!

Годы сталинских репрессий не обошли и наш Городок. В 37-м начались аресты. Ночами кого-то увозили, а наутро в наш класс приходили их ошеломленные, заплаканные дети. И никто не знал, как следует относиться к детям «врагов народа». С одной стороны, «партия не ошибается», с другой – трудно представить, что какой-то бухгалтер или маляр и есть этот самый враг нашего народа, а значит, и твой сосед по парте, их сын или дочь – тоже ужасные, затаившиеся враги. Я дружил с одноклассником Эдиком Михайловским. Его отец был врачом, которого перед самой войной арестовали. Шептались, что за польскую фамилию. Эдик перестал ходить в школу. В мае 41-го он умер. В школе говорили, что от нарыва в горле.

В городе была церковь, костел и синагога. В тридцатые годы их закрыли, потому что тогда все знали: «религия – опиум для народа». Помню, с купола церкви был снят крест, а внутри устроили спортзал. Там работала гимнастическая секция. Зимой мы катались на лыжах, в основном спускались «с гор». Гор, конечно, не было, но были холмы и крутые берега речки. Когда зимой река замерзала, то с вершины обрыва можно было стремительно скатиться на лед. Некоторые холмы оказались древними курганами, и на них вели археологические раскопки. Зимой в городском саду и в других местах заливали катки. Катание на коньках было любимым занятием. В основном дети катались на «снегурках», прикрученных веревками к валенкам, но некоторые крепили коньки к ботинкам. Для этого в каблук врезались специальные пластинки. В школу я пошел шестилетним, и это все школьные годы очень тяготило меня, потому что в классе я был младшим, и даже девочки (что казалось особенно обидным) были старше меня…

В 1941 году я окончил шесть классов. 5 мая мне исполнилось 13 лет, а 22 июня на нас обрушилась война. Как все советские люди, мы были воспитаны патриотами, знали, что у нас самая сильная армия и что мы разгромим агрессора «на его территории». В популярной довоенной песне «Если завтра война» были слова: «И на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом!»

Как много лет спустя написал в песне Геннадий Шпаликов: «…Через месяц или раньше кончится война. Риорита, Риорита, вертится фокстрот, на площадке танцевальной сорок первый год…» Но по радио раздавались призывы к населению строить бомбоубежища, проявлять бдительность, ловить диверсантов, разоблачать шпионов и не поддаваться панике.

Мы жили в довольно просторном доме на окраине города. Через наш участок протекал ручей в овраге с крутыми берегами, заросшими ольховыми деревьями и кустами. В стене этого оврага дед выкопал глубокую нишу, в которой было оборудовано убежище для всей нашей семьи. Как и предписывалось, мы принесли туда воду и запас еды.

Моя тетя
Броня Мееровна.
В Городке работала
бухгалтером.
Умерла в Ленинграде
в 1972 г.

На третий день войны мы услышали незнакомый гул летящих самолетов. Это были «юнкерсы». В отличие от наших самолетов, у которых был равномерный гул, эти издавали прерывистый, с паузами, рокот. Мы, находясь в убежище, не видели того, что происходит на поверхности, но услышали пронзительный, душераздирающий визг и поняли, что самолеты пикируют прямо на нас. Мы тогда еще не знали, что немцы снабжали свои бомбы сиренами, издававшими устрашающий вой, порождавший ужас и панику. При этом у каждого возникала уверенность в том, что бомба падает точно на него. Потом гремел взрыв, и грохот его не был похож на тот, что мы слышим в кино, к чему привыкли и который, раздаваясь с экрана, совершенно не пугает. Но тот взрыв, который ты услышал впервые в жизни и который был направлен прямо в тебя, в глубину твоего существа, – это совсем другое! Звук был звонкий, похожий на удар в огромные литавры… Я смотрел на окаменевшие, недоуменные лица родных, не сознающих, что происходит. Бомб было сброшено немного, скорее, для устрашения. Остались огромные воронки. Ни один дом не был разрушен, но стало ясно, что немцы уже близко. Мы не сразу заметили, что наши войска надвигаются со стороны фронта, а не с востока, и покидают город. Это было отступление, перераставшее в бегство… Вскоре оказалось, что в городе советских военных уже нет, немцы где-то близко и уже слышен гул артиллерийской канонады.

Стало ясно, что надо принимать решение… Среди населения не было согласия. Одни говорили, что надо уходить на восток, а когда врага разобьют, вернуться к своим домам. Другие уверяли соседей, что бежать не надо, немцы – культурный народ и ничего плохого нам не сделают. Многие из еврейских семей считали, что раз они говорят на идише, а это почти немецкий язык, то бояться нечего. Но мой отец, воевавший с немцами в Первую мировую войну, следивший за политической обстановкой, сказал, что многие не понимают, что такое Гитлер и смертельная опасность фашизма, и что уходить надо.

Мы тоже думали, что уходим ненадолго, вещей брать с собой не нужно – ведь мы скоро вернемся. Сборы были короткими. Из наволочек мы соорудили «рюкзаки», беспорядочно уложили в них подвернувшиеся вещи и, после болезненных споров, приготовились уйти в неизвестность. Наш семейный отряд состоял из семи человек – отец, мать, бабушка, дед, тетя Броня, моя сестра Ада и я, самый младший. 4 июля 1941 года под грохот артиллерийской канонады и сполохи зарниц мы покинули наш дом, и ушли в ночь…

Исход

Темной июльской ночью мы двинулись на восток, выбрав единственное безопасное направление. Из соседних домов выходили соседи, сливаясь по мере продвижения по городу в горестную молчаливую толпу. Почему-то казалось, что надо соблюдать тишину, люди говорили шепотом, хотя никто нас не видел и не слышал. Толпа росла и множилась. Уже трудно было не потеряться в этом скопище мужчин, женщин и детей. Кто-то начинал искать в толпе своих родственников. Послышались окрики, детский плач. Выйдя за город, и почему-то почувствовав себя в безопасности, люди стали говорить в полный голос.

Начались сомнения – а надо ли уходить? Куда идем? Может, стоит вернуться? И многие вернулись навстречу своей гибели.

Наступило утро. Возникли споры о дальнейшем пути. Решили двигаться пока к Велижу. После бессонной ночи шли весь день. Вечером подошли к какой-то деревне. Местные жители предложили еду и ночлег. Денег за это не брали. Сердобольные женщины очень сочувствовали нам. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю этих простых белорусских крестьян. Утомленные волнением и непривычным тяжелым пешим переходом, мы провалились в сон в одной крестьянской хате.

Но, несмотря на усталость, я проснулся и не мог уснуть, нещадно расчесывая себя. Свирепые клопы вынесли меня на улицу. Сон мы закончили на свежем воздухе. Поднялись рано и двинулись в путь.

К городку Велиж мы добрались к вечеру. Стали искать какие-нибудь местные власти, чтобы определиться в обстановке. Но никто здесь ничего не знал. Сводки по радио были туманными. Мы узнали только, что наши войска и здесь прошли на восток. Мы были в нейтральной зоне. Где-то впереди уходят наши – где-то сзади наступают немцы. Понятно, что надо идти вперед, к своим, но каким путем? Местные руководители сказали, что есть указание – беженцам двигаться к городу Белый. Нашлась карта. Оказалось, что этот город стоит в стороне от железной и шоссейной дорог. Был ли смысл идти туда? Но большинство пошло на Белый. Потом мы узнали, что в Белом скопилось множество беженцев, фашистские самолеты жестоко разбомбили город с жителями и беженцами, превратив его в огромную, чудовищную братскую могилу. Отец сказал, что наше спасение – это выйти к железной дороге.

Переночевав в лесу, мы пошли к станции, расположенной на отрезке дороги Великие Луки – Ржев. Ближайшая станция находилась от нас примерно в тридцати километрах. В этом направлении тоже двигались толпы беженцев, которые, покидая свои родные места, присоединялись к нам. Рядом с людьми шли огромные стада коров. Был приказ правительства угонять скот, увозить или уничтожать промышленное оборудование, чтобы ничего не оставлять врагу. Несчастных коров никто не доил, и они громким мычанием сообщали о своих страданиях. Иногда пастухи, сопровождавшие стада, уговаривали беженцев подоить коров. Тогда к нашему скудному питанию добавлялось молоко. Но люди спешили уйти подальше от фронта, никто не хотел задерживаться.

Мы шли вперед, не зная отдыха. Ночи мы старались проводить в лесу, избегая деревень, которые немцы иногда бомбили. Днём тоже не было спасения. Почти ежедневно налетали истребители с крестами на крыльях и свастиками на фюзеляжах. Они безнаказанно снижались прямо над нашими головами, покачивая крыльями, летали кругами. Мне казалось, что я различаю лица пилотов. Лётчики издевались над нами, улетая и возвращаясь. Люди лежали ничком на земле, но спрятаться было негде. Вероятно, фашистские пилоты специально подгадывали время, когда мы выходили на открытое пространство. На земле лежали несчастные старики, женщины и дети и обречённо ждали своей участи. Обезумевшие от страха коровы метались среди лежащих людей, топча несчастных. Иногда, насладившись нашей паникой, самолеты улетали, но чаще выпускали короткие пулемётные очереди. Потом мы поднимались и обнаруживали несколько убитых и раненых. Иногда гибли и коровы. Слышались стоны и крики, детский плач. Матери искали своих детей и стариков, оплакивали мертвых. Раненых перевязывали и многих оставляли в деревнях. Убитых хоронили вдоль дорог. С ними оставались члены их семей.

Кто-то заметил, что мы перешли границу Белоруссии и находимся уже на территории РСФСР. Вскоре мы с удивлением почувствовали это на себе. Отношение местного населения к беженцам разительно отличалось от того, как нас провожали белорусы. К нам относились если не враждебно, то, по крайней мере, недружелюбно. Некоторые российские женщины сквозь зубы цедили:

– Куда бежите? От немцев не уйдете! Вот мы же не бежим.

Мы не знали дорог, и нам порой умышленно показывали ложное направление. Мы продолжали наш печальный поход. Быстро продвигаться мы не могли, нас сдерживали старики и дети. Молодым тоже было нелегко. В первые дни у всех болели мышцы и суставы, но потом сказались результаты тренировки, и мы меньше чувствовали усталость.

Как-то ночью мы подошли к городу Ильино. В начале улицы стоял дрожащий от страха паренек с берданкой. Он сказал нам, что немцы сбросили на город парашютный десант, жители покинули свои дома и скрываются в окрестном лесу.

Обратной дороги не было, и мы решили идти навстречу своей судьбе. Помню, как люди стали уничтожать свои партийные и комсомольские билеты, другие документы. Многие прощались друг с другом, плакали. Мы вошли в город. Обстановка была тревожной. В полном молчании шли люди, прижимая к себе испуганных детей. Город был пуст. В домах распахнуты двери и окна. Валялись брошенные вещи. Внезапно мы увидели, что улица впереди покрыта снегом. Снег в июле! Подойдя ближе, мы увидели, что на земле сидят белые куры. Кто-то выпустил их из инкубатора, а в темноте куры спят. Потом за нами увязалась одинокая свинка. Брошенная хозяевами, она неотступно следовала за нами. Ее пытались отогнать, ведь свинка хрюкала и могла нас демаскировать. В любую минуту мы обреченно ждали выстрелов или нападения. Страшились услышать немецкую речь. Но ничто не нарушало напряженной тишины. В конце города стоял еще один такой же перепуганный вояка с двустволкой. Мы миновали город, и вышли на лесную дорогу. Теперь могло произойти самое страшное. Мы ждали, что из леса раздадутся пулеметные очереди, крики нападающих, но было тихо. Наступил рассвет. Мы удалялись от злополучного города. Немцев не было. Потом мы узнали, что это была очередная паника, которую искусно сеяли немцы, провоцируя ложные тревоги через своих агентов.

Спустя годы, в Ленинграде, я узнал, что мой знакомый Марк Гиршов родился в этом городе и также бежал от немцев в 41-м. Мы неоднократно убеждались в том, что агентов у немцев было много. Часто, ночуя в лесах вблизи городов, мы слышали узнаваемый гул летящих «юнкерсов». Внезапно из леса взлетали ракеты, указывая цели для бомбометания. Самолеты тут же разворачивались и начинали бомбежку.

Мы упорно шли в сторону железной дороги Великие Луки – Ржев. Наконец мы подошли к станции Старая Торопа. Но уже издали был виден сильный дым. Мы приблизились к горящим зданиям, и наши надежды на спасение рухнули… Немцы разбомбили здание вокзала. Горели вагоны, торчали искореженные рельсы, валялись трупы людей. Подходили отставшие люди и тоже безнадежно наблюдали эту картину. Стало понятно, что уйти от преследования немцев нам не удастся…

Когда древние иудеи осуществляли свой исход через пустыню из плена египетского в Землю обетованную, то у них был предводитель – пророк Моисей, которому несчастные верили, а он ведал, куда надо идти. В нашем горестном скопище людей не было пророков. Нет, пророк был! Мой отец, старый вояка, обратился к толпе утративших надежду людей: «Да, эта станция разбита, но обратной дороги нет. Позади немцы. Впереди есть другая станция. Надо идти к ней!» И люди понуро побрели вперед. Теперь наш путь пролегал вдоль железной дороги, но легче нам от этого не стало. Так же продолжались бомбежки и обстрелы, но теперь немцы стали сбрасывать с самолетов листовки, в которых призывали убивать комиссаров, коммунистов, евреев и сдаваться. Листовка являлась пропуском в плен.

Во время таких налетов в нас не стреляли. Мы уныло тащились вперед. Бедные старики! Как им доставалось! Деду было уже за семьдесят. Он отставал. Неожиданно нас, пешеходов, нагнала лошадь, запряженная в телегу с огромной кучей какого-то скарба. Мы уговорили возницу подвезти деда хотя бы до следующей станции. Мужик согласился. Дед взгромоздился на эти вещи. Какое счастье для нас! Но не прошла лошадь и километра, как начался налет. Коняга, испугавшись, рванула в поле, и дед с высоты кубарем полетел в канаву. Когда налет закончился, мы подняли его и поняли, что у него сломана ключица. Кое-как мы перевязали его, забрали котомку. Дальше этот железный старик шел со всеми, не проронив ни слова, не показывая своих страданий, не требуя снисхождения и жалости к себе. Мы знали, как ему тяжело, но помочь ничем не могли. Стояла нестерпимая жара. Мы обливались потом. Веревочные лямки мешков врезались в тело. Ноги были стерты обувью, не предназначенной для таких походов. Не хватало еды. Лесные ночевки не восстанавливали сил. Мы упорно шли вперед по 15–16 часов в день, делая короткие остановки.

Наконец наша толпа подошла к станции Западная Двина. Еще издали мы увидели густой дым и поняли, что ничего хорошего это не предвещает. Подойдя ближе, мы увидели такую же картину, как и на предыдущей станции. Только здесь разрушений было еще больше. В опрокинутых вагонах горели какие-то ящики, бочки, доски. Валялись трупы людей, убитые и раненые лошади. В глубоком унынии мы двинулись к следующей станции, проходя по пути деревни и небольшие городки. Миновали третью разбитую станцию. Потом были и другие. До сих пор помню их названия – Нелидово, Карпово, Мостовая, Оленино, Чертолино. 20 июля, подходя к Ржеву, мы наконец встретили наших пеших бойцов, идущих в сторону фронта. Потом мы подсчитали, что за 16 дней под бомбежками и обстрелами мы прошли 400 километров! И это мирное гражданское население! Правда, наша отступающая армия пробежала перед нами этот путь еще быстрее.

На эвакопункте мы узнали, что немцы стремительно продвигаются по нашей земле. Захвачены Минск, Могилев, Витебск, почти вся Белоруссия. Идут бои на Украине.

Узловая станция Ржев пострадала мало. Здесь формировались поезда для фронта и составы для вывоза беженцев вглубь страны. Мы метались по станции, пытаясь найти поезд, идущий в тыл. Ночью солдаты затолкали нашу семью в товарный вагон последнего отходящего из Ржева состава. Нас буквально бросили на людей в этом вагоне. Утром мы огляделись. В вагонах были устроены деревянные нары. Постелей не было, даже матрасов. В каждом вагоне размещалось по 40–50 человек. В общем, как-то устроились. Вскоре поезд отправился на восток, в новую неизвестность.

На этом наши беды не закончились, ведь мы по-прежнему находились в прифронтовой полосе. Теперь уже немецкие самолеты охотились за поездами. Их цель заключалась в уничтожении железнодорожных путей и станций, чтобы парализовать продвижение наших войск и техники к фронту. Нас бомбили почти ежедневно. Когда начинался налет, раздавался тревожный прерывистый гудок паровоза и состав останавливался. Беженцы выпрыгивали из вагонов, детей и стариков выносили на руках, и все бросались врассыпную, стремясь оказаться подальше от поезда. Некоторым казалось, что спрятаться под вагоном безопасней. Это не всегда было так. Когда мы увидели последствия прямого попадания бомбы, то поняли, что так не спастись. Обычно вагон опрокидывался или отбрасывался в сторону и сгорал. Рельсы оказывались искореженными. После налета подсчитывались потери. Убитых оставляли на месте, а раненых везли с собой, чтобы доставить на следующую станцию. Если путь был поврежден, мы с тревогой ждали, пока закончится ремонт и заменят рельсы. В любой момент налет мог повториться.

24 июля наш состав стоял на большой узловой станции Бологое. Огромная площадь путей была забита составами поездов. Стояли вагоны с военными, едущими на фронт, санитарные поезда с ранеными, платформы с танками и орудиями, поезда с беженцами, цистерны с горючим. Формировались составы, маневрировали паровозы. Нам сказали, что стоянка продлится до вечера. Люди искали воду и пропитание. Вокруг гудела беспорядочная суета. Беженцы из соседних составов пытались узнать последние новости. Иногда случались незабываемые радостные встречи, когда в соседнем поезде кто-то обнаруживал своего потерявшегося родственника или земляка. Многие переходили из одного поезда в другой, чтобы объединиться с родными или знакомыми. Внезапно мы увидели армаду «юнкерсов», летящих бомбить Москву. В ясном синем небе они выстроились аккуратными тройками. Мы насчитали 72 самолета и с удивлением увидели, как в синем небе вокруг самолетов возникают «ватные» облачка. Это зенитная батарея, стоявшая около нашего состава, открыла торопливый, беспорядочный огонь по самолетам. Медленно, как бы нехотя, от группы отвалилось 15 «юнкерсов». Мы видели, как эти самолеты, не обращая внимания на разрывы снарядов, развернулись и начали пикировать на станцию, заставленную поездами. Раздался уже хорошо знакомый ужасающий вой падающих бомб. Гремели взрывы. Пространство окутал едкий дым. Мы бросились искать убежище, но наблюдали за происходящим действом. Наша семья нашла укрытие в какой-то яме. Отец сидел, прижавшись спиной к дереву, и утешал нас, призывая к выдержке. Я заговорил с ним, и отец, прислушиваясь, наклонился вперед. Я и сейчас ясно вижу, как в этот момент в дерево, где только что была его голова, шипя и дымя, вонзился раскаленный зазубренный осколок бомбы величиной с тарелку…

Тройки поочередно бросались в стремительное пике, обрушивая на станцию свой смертоносный груз. «Представление» длилось всего несколько минут. Стервятники, освободившись от запаса бомб, не стали догонять свои самолеты и ушли на запад. Я и несколько любознательных мальчишек из нашего вагона пошли осматривать последствия бомбежки. Горели и дымились вагоны, платформы, станционные постройки. Валялись тела убитых, ползали в лужах крови и стонали искалеченные раненые. Сновали растерянные санитары с носилками. Командиры в этом немыслимом крошеве разыскивали своих бойцов (слова «офицер» и «солдат» как «пережиток прошлого» тогда еще не употреблялись). Беженцы тоже с криками искали друг друга. Наш состав, к большой радости (если «радость» здесь уместна), не пострадал, хотя стоявшая рядом зенитка лежала на боку, а ее расчет был убит. Мы сновали среди вагонов и смотрели во все глаза. На одной платформе из-под мешков с мукой торчали окровавленные руки и ноги. Мы перешагивали через тела людей. Из большой пробоины на боку цистерны шел дымок. Один мальчик сунул голову в эту дыру и… упал мертвым. Мы оторопело смотрели на его внезапно посиневшее лицо и пену изо рта. Наверное, внутри цистерны находилось что-то ядовитое. Я, остолбенев, стоял над трупом парнишки. Это был тихий, молчаливый мальчик. Он был сиротой и ехал один. Не знаю, откуда он был родом. У него на глазах бомба убила всех родных. Соседи по вагону как могли опекали его. Вот тогда, именно в ту минуту, стоя между вагонами, среди окровавленных трупов, над телом несчастного мальчика, я внезапно с горечью внутренне осознал, что черствею, что вид крови и смерти уже не волнует меня, как в первые дни войны! Я ненавидел себя за это, но понял, что становлюсь взрослым и что теперь я сам отвечаю за себя. Так рано взрослеют дети войны. Позже бывалые солдаты объяснили мне, что равнодушие, а иногда и презрение к смерти – это защитная реакция нашей психики, иначе не выжить на войне. Жители и дети блокадного Ленинграда говорили то же.

Бомбежка задержала нас в Бологом на два дня. Шли ремонтные работы. В первую очередь отправляли фронтовые составы, а поезда с беженцами иногда стояли на запасных путях каждой станции по несколько дней. При этом нельзя было отходить от поезда надолго – отправить его могли в любое время. Бывало, что пассажиры отставали от поездов и теряли своих близких навсегда, потому что в этой неразберихе трудно было узнать, куда ушел поезд. Постепенно бомбежки становились более редкими. Мы томились на своих нарах. Если в вагоне кто-то умирал, то становилось просторнее. Дед страдал от перелома ключицы. Ему приходилось спать сидя, так было легче, но он молчал. О чем он думал? Что вспоминал? Думал ли о своих детях или внуках, о единственном сыне, оставшемся в пекле войны… Мы тогда еще не знали, что все наши родственники, оставшиеся в оккупированной Белоруссии, были расстреляны и зарыты в огромной братской могиле. Неожиданно заболела мама. Неясные боли причиняли ей невыносимые страдания. На станциях в наш вагон приходили врачи и предлагали снять её с поезда и поместить в больницу, но это означало расстаться с семьей, и, возможно, навсегда… Мама отказывалась и продолжала терпеть боли. Наконец мы подъехали к вокзалу города Кирова. Маму отвезли в больницу. Оказали ей необходимую помощь, но требовалась операция, от которой она отказалась. Мы уже решили, что больше никогда с ней не увидимся. Однако стоянка затянулась на три дня, и, к общей радости, мама неожиданно вернулась в наш «родной» вагон. Мы думали, что Киров – это конец нашего печального маршрута, но состав отправился дальше. Километров через пятьсот был город Молотов (теперь снова Пермь), еще через пятьсот – Свердловск (ныне опять Екатеринбург), но мы следовали дальше на северо-восток.

Утром 12 августа нас разбудили и потребовали выйти из вагонов с вещами, объявив, что поезд дальше не пойдёт. На жестких нарах товарного вагона мы провели 24 дня. На облупленной стене вокзала виднелась надпись – Туринск. Мы и не думали, что здесь, «на краю географии», проведем четыре военных года.

https://www.dp.ru/a/1998/05/11/Soveremennij_Leonardo_Da2/

Деловой Петербург

Грозный Дмитрий Все статьи автора

11 мая 1998, 00:00 51

Совеременный Леонардо Да Винчи творит в кино, под водой и в космосе

Из 70 лет своей жизни Александр Массарский 4,5 года "чистого" времени он провел в спортзале и 8,5 месяца - под водой.

Из 70 лет своей жизни Александр Массарский 4,5 года "чистого" времени он провел в спортзале и 8,5 месяца - под водой. Александр Массарский - кинооператор, каскадер, актер и режиссер трюковых эпизодов, принимал участие в создании трюков для 250 фильмов. Сфера его интересов чрезвычайно широка - он разработчик подводных камер, космических приборов, портативных сухих бань. Сегодня Александр Массарский возглавляет фирму по производству систем зубных имплантатов.

Когда взрываются машины Специальности "каскадер" не было в списке профессий до 1997 года. Само слово "каскадер" введено в русский язык Александром Массарским в 1973 году. Заимствовал он его из французского. Учебных заведений, готовящих постановщиков и исполнителей трюков, нет в России до сих пор. "В жизни спортсмену приходится делать одно, а в фильме другое, - говорит Александр Массарский. - Гонщик не допустит, чтобы его машина перевернулась. Он приложит все старания, но выведет автомобиль из самой кризисной обстановки, а нужно-то именно сделать трюк с эффектным переворотом автомобиля". Впервые в 1949 году инженер по образованию Александр Массарский участвовал в небольшом эпизоде в военном фильме и "заболел" кино. "Ленинградский отряд каскадеров в течение многих лет обслуживал нужды всех студий страны. Никакой специальной литературы, никакого заимствования западного опыта: нам все приходилось постигать самим. Сейчас мы можем делать не меньше, чем в мировом кино. На Западе много трюков ставится с помощью компьютера. Переворачивается модель автомобиля или настоящий с дистанционным управлением. У нас же, по бедности, такого нет - машиной всегда управляет человек. И опыт мы накопили большой. Правда, теперь фильмы снимаются редко, и работы у каскадеров практически нет", - огорчается Александр Массарский.

Переносная парная баня "В 1959 году в качестве тренера по борьбе я приехал с командой в Тбилиси, - рассказывает Александр Массарский. - Для сбрасывания веса борцы принимают парную баню. Но в Тбилиси в то время парной не было. Тогда я подумал, что баню надо возить с собой. Русские парные ящики существовали более 100 лет назад. Голова снаружи, а внутри человека подогревали. Надо было создать сухую атмосферу. И я придумал приспособить нечто типа фена, который гнал сухой воздух, вытесняя влажный. Таким образом голова человека оставалась на воздухе, а из тела выпаривалась лишняя влага". Экспериментальная разработка получила распространение, а в спортивной физиологии появилось новое понятие - тепловая разминка. Потом камерой заинтересовались врачи - сегодня около 200 заболеваний лечат с помощью тепла. Разные модификации камер выпускались на советских заводах в Ленинграде, Уфе и во Фрунзе до недавнего времени. Даже космонавты используют одну из версий подобной камеры - "космическую баню".

Под водой и на орбитальной станции Александр Массарский не только поставил и исполнил трюки, но и сам снял многие научно-популярные фильмы и эпизоды в художественных картинах. "Работая каскадером, я никогда не прекращал конструировать, - рассказывает Александр Массарский. - Мне удалось создать много приспособлений для безопасного выполнения трюков". По проектам Массарского в единичных экземплярах изготовлена аппаратура для подводных съемок. А разработанный под его руководством прибор для изучения атмосферы земли работает сейчас на орбитальной станции "Мир". В последнее время Александр Массарский заинтересовался новым видом деятельности: им создана первая отечественная система зубных винтовых имплантатов. Их промышленным производством занимается возглавляемая им фирма "Контраст", входящая в Ассоциацию специалистов стоматологической имплантации.

вторник, 20 сентября 2011 г.

Улыбнитесь каскадеpы, пусть неведом будет нашим душам страх

Высокие технологии в кино сегодня творят чудеса. Индустрия визуальных эффектов поднята на уровень, когда любой трюк можно создать, не отходя от компьютера. Означает ли это, что профессию каскадера пора отправлять на склад устаревших ремесел? «Нет, -утверждает известный российский постановщик трюков, а в прошлом каскадер Дмитрий Шулькин. -Работа вживую еще долго будет обходиться дешевле цифровых технологий». Так что молодые и здоровые, спортивные и рисковые по-прежнему готовы прыгать с небоскребов, переворачивать автомобили и гореть синим пламенем, обеспечивая себе хлеб, а нам - зрелище.
- Есть ряд актеров, которые отвергают дублеров и стремятся исполнять трюки сами. Как вы к этому относитесь, Дмитрий Лазаревич?
- Отрицательно. Да, некоторые актеры обладают великолепными физическими данными. Таким был Саша Абдулов, с которым я работал в ряде фильмов. Но для актеров характерно одно качество: они вживаются в роль и совершенно теряют связь с реальностью. Это замечательно для игры - и очень плохо для трюка, требующего холодного ума, абсолютного самообладания и трезвого расчета. Помню, работал я на фильме «Интерны» - отношения к современному сериалу не имеет, речь шла об интернате для умственно отсталых детей. Роль директрисы исполняла актриса старой закалки, при Сталине еще сидела. По сценарию ей надо было лезть на крышу, ловить интернатовцев. Ассистенты раздобыли какую-то жуткую лестницу. Я должен был страховать. Мы с ней забрались метров на шесть - запросто убиться можно. Звучит команда «мотор!». Актриса начинает резко двигаться, лестница угрожающе трещит. Уклоняясь, чтобы не попасть в кадр, пытаюсь женщину придержать. А она давай отбиваться! Шепчу: «Прекратите, мы же сейчас грохнемся...» И вижу по отсутствующему взгляду, что она не слышит - она в образе.
Абдулов в аналогичном состоянии получил серьезную травму. 1993 год, шли съемки картины «Над темной водой». По роли он должен был бежать по коридору, из-за двери выскакивал человек, и Саша наносил ему удар. Не знаю, почему Володя Севастинихин, выскочив, выставил колено. Возможно, это получилось рефлекторно. Будь на месте Абдулова профессиональный каскадер, уверен, он бы успел среагировать. А Саша, войдя в образ, пребывал уже в состоянии одержимости. Ничего не соображая, он продолжал мчаться и со всего размаха ударился о колено солнечным сплетением. Мы его долго откачивали. Через месяц я Сашу встретил: «Как ты?» «Плохо, говорит, - в полости скопилась жидкость, пришлось делать операцию». После этого Абдулов начал болеть. Хотя трюки по-прежнему предпочитал выполнять сам. Мое мнение: эта травма в конце концов его и доконала. Очень жаль: и актером он был великим, и человеком - замечательным.
- Первый свой трюк в кино помните?
- В кино меня привел Борис Довлатов, сводный брат писателя Сергея Довлатова. Снимался фильм «Даурия» - о первых годах революции, и Боря был там вторым режиссером. Для съемок потребовался старинный автомобиль. На «Ленфильме» такой имелся - открытый «торпеда-митчелл» с откидным верхом и деревянным каркасом, но не на ходу и в ужасном состоянии. Боря попросил меня восстановить машину. Так что мой первый «трюк» был сугубо технического свойства. Вскоре мы уже делали пробные поездки по городу. В одну из них Борис захватил брата. Огромный Сергей сел в машину, и та жалобно заскрипела. Старинное авто на ленинградских дорогах в 1971 году вводило народ в ступор. Люди останавливались на улицах, высовывались в форточки троллейбусов, кричали почему-то: «Это машина Ленина!» Слегка поддатый Сергей Довлатов раздраженно рявкал: «Какого на хрен Ленина!»... «Даурию» Борис не завершил - его посадили. В экспедиции в Иркутске выпивали, и как всегда не хватило. Борис сел за руль, погнал в магазин, по дороге сбил пьяного военного насмерть. Несчастье усугублялось тем, что это был сын командующего округом. Сергей Довлатов описал потом все подробно в повести «Наши»... Кино - такая зараза, затягивает страшно. И я как-то незаметно перебрался в следующую картину, «Гонщики», где на съемках чуть не погиб Олег Янковский. Я там всех их учил водить - и Олега, и Ларису Лужину, отвечал за механику и уже выполнял кое-какие автомобильные трюки. Но ситуацию, которая едва не завершилась фатально, предусмотреть было невозможно. Снимался простой эпизод: Янковский и актер Николай Ферапонтов едут в машине, ведут диалог. Чтобы съемка была возможной, я снял в «москвиче» заднее стекло. В багажник сели трое: оператор и два ассистента. А на заднее сиденье мы поставили огромный аккумулятор от танка, чтобы отсвечивал, потому что пленка в те времена была очень плохая. Милиция по нашей просьбе перекрыла дорогу. Ну так это же Гудаута! Откуда-то просочился автобус, выскочил внезапно на дорогу и поехал, как все в Абхазии ездят - с огромной скоростью, по встречной полосе. Коля резко вывернул руль, «москвич» подбросило, и он перевернулся. Три человека из багажника вылетели, как тряпичные куклы, и шлепнулись на асфальт. Машина ушла в кювет вверх колесами. И - молчание. Мы подъезжаем и с ужасом слышим, как стрекочут кузнечики, а от людей - ни звука. И в этой зловещей тишине кто-то говорит: «Все. Янковский погиб. Придется переснимать картину». Тут раздается мат-перемат, из оконного проема вываливается Олег и тащит за собой Колю. Просто чудо, что танковый аккумулятор их не раздавил! Но зато облил кислотой - спортивные костюмы на обоих расползлись в клочья.
- Хорошо, что машина не загорелась и не взорвалась!
- Это киношное заблуждение, что загоревшаяся машина непременно взрывается. Фикция на экране для максимальной зрелищности. Машины крайне редко взрываются при пожаре: ну разве только если бензобак совсем пустой или в нем бензина на донышке. Тогда пары могут накопиться и рвануть. Ну а если бензобак полный, взрыва не будет. Это я вам как автоинженер гарантирую. Но расслабляться не надо: машина сгорает за считанные минуты. Так что средства пожаротушения должны быть всегда наготове. После этого эпизода Янковский категорически отказался сесть за руль и затребовал обязательного дублера на все проезды. Что было невозможно. Следовало переломить как-то его испуг. И я пошел на хитрость: посадил его в машину рядом, доехал до аэропорта. Там неожиданно сообщил, что уезжаю на три дня в Ленинград, так что машину к гостинице придется отогнать ему. Разъяренный Янковский орал и ругался, но я уже зашагал к самолету. Он просто вынужден был сесть за руль. И что же? Страх улетучился. А с ним и просьбы о дублере.
- Самый опасный ваш трюк - какой?
- В 1979 году снимался фильм «Десант на Орингу». И там была сцена, где из пылающего строительного вагона выпрыгивает горящий герой. При этом он почему-то спасает радиоприемник «Спидола». Подготовили строительный вагончик длиной в 10 метров. Пиротехники обмазали его изнутри «напалмом». На самом деле это, конечно, никакой не напалм, а смесь костной муки и бензина. Горит долго, эффектно и с высокой температурой. Но дальше случился конфликт между постановщиками трюков и пиротехниками. Пиротехники жаждали сами проделать этот трюк. Однако это было бы грубым нарушением техники безопасности, и им не позволили. Гореть назначили меня: обрядили в костюм, его тоже обмазали «напалмом». Надувшиеся пиротехники подожгли вагон, а меня - отказались: мол, своего поджигайте сами. Меня поджег страхующий - другой каскадер. На это ушли драгоценные секунды, и вагон успел разгореться не на шутку. Вбегаю в вагон, бегу десять метров до двери. Температура внутри уже зашкаливала. Как потом выяснилось, у меня за эти мгновения расплавились все ногти! Не дышу, ведь один вдох - и все. Глаза зажмурил, чтобы роговицу не опалить. И вот уже торец вагона, но где же дверь? Пытаюсь ее нашарить вслепую, страшно мешает дурацкий приемник в руках. Наконец отыскиваю выход. А пиротехники - мерзавцы! - перед дверью специально оставили ведро с бензином. Естественно, я его опрокидываю, бензин разливается. Взрыв - и меня выносит из вагона в столбе огня. К счастью, при падении я головой воткнулся прямо в полутораметровый снежный сугроб, который предусмотрительно подготовил сам. Поэтому лицо удалось сохранить. А вот руки все в шрамах. Вагон сгорел дотла ровно за 4 минуты. Режиссер получил впечатляющие кадры. Меня отправили в реанимацию. А пиротехников выгнали с работы.
- Странно, что не посадили!
- Это не вся история. Я еще не выздоровел, руки в бинтах, и тут предлагают участвовать в съемках фильма «Старшина». А он начинается с того, что с поля боя выходит горящий советский танк и оттуда выскакивает человек. Вот эта роль мне и досталась. Знаете, как горит танк для кино? Сверху на моторный отсек ставят большие поддоны, наливают туда «напалм», кладут тряпки и поджигают. Танк движется, сзади шлейф пламени, чад. Эффект, что он и вправду пылает, - полный. Внутри T-34 стоит огромный вентилятор. Такова его конструкция. Чтобы, когда танк стреляет, пороховые газы моментально вытягивало из кабины машины, иначе экипаж задохнется. Я завел танк и поехал. А надо мной два каскадера: один в левое плечо ногой упирается, другой в правое. Толчками показывают, левее или правее надо брать, потому что рации нет и очень плохо видна точка остановки в кадре. Еду - вдруг в кабине блики. Что это? А это щедрые пиротехники налили «напалма» гораздо больше, чем надо. Полигон - местность пересеченная. Танк переваливается то через окоп, то через канаву, горящий «напалм» разливается. Так он проник в моторный отсек. Загорелась система охлаждения, которую заправили соляркой, потому что антифриза не было. Пока вентилятор все высасывал, в кабине ничего - просто за нами густой столб дыма. Но потом последовал тычок в спину - стоп! Глушу двигатель. Естественно, сразу смолкает и вентилятор. И на уровне лица сразу полыхнули языки пламени. Дальше не помню. Очевидцы рассказывают, что двадцатипятикилограммовый люк откинулся как перышко и я вылетел из танка, словно получил пинок. Парни с моих плеч слетели детскими игрушками. Танк сгорел и превратился в кусок металла.
- Слушайте, а нормальные пиротехники вам встречались? Ведь интересное кино получается: с кем из каскадеров ни поговоришь - у каждого своя история про «добрых пиротехников».
- Причина проста: пиротехники никогда не могут гарантировать результат. Допустим, недавно мы снимали взрыв машины. Зарядили автомобиль. От него должны были отбегать и лететь от взрыва три человека, один с ребенком на руках. Сначала настоящий младенец фигурировал. Но потом я заменил его куклой из поролона. И ведь не зря! Пиротехник пообещал: «Сделаю так, что весь взрыв уйдет вверх». Мы поверили, подпилили крышу автомобиля, чтобы ее эффектно откинуло, когда бабахнет. Однако все произошло иначе. Взрыв пошел не вверх, а в сторону. У машины оторвалась не крыша, а капот. Он просвистел прямо над головой директора картины, пролетел 50 метров и ударился о стоящий грузовик. Чистая случайность, что никого не задело. Как пиротехник это не предусмотрел? И таких случаев полно. Вот Сережа Шульга, постановщик трюков студии «Панорама». У него пиротехники намазали изнутри вагон «напалмом». А было жарко. Напалм парит. Что-то замкнуло, возникла искра - случился взрыв. Образовался горящий шар, который носился по вагону. Пострадало много народу, больше всех
- Сережа, ему сильно обожгло лицо. Кто виноват? Пиротехник. Почему он не подумал, что такой трюк нельзя проводить в замкнутом пространстве?
Или вот работал я в картине Ильи Авербаха «Объяснение в любви». Снимали сцену эвакуации. Собрали массовку человек триста. Самолеты летят, бомбят, повсюду взрывы. Для этого пиротехники заранее вырыли множество ямок, заложили туда заряды и засыпали все просеянной землей или торфом. Первый дубль сняли -режиссеру не понравилось. Стали готовить второй дубль. Когда приготовления кончились, свет уже ушел. Это и спасло. Съемки свернули, народ отправили в автобусы. Ну а поскольку в земле заряды оставлять нельзя, дали указание их взорвать. И вот когда команду стали выполнять, мы вздрогнули. Вверх полетели тонны земли, вывороченные корни, камни градом. Все это обрушилось на пространство, где минуты назад бежали в кадре люди. Да если б мы делали второй дубль, то имели бы не киношные, а самые настоящие трупы! А все почему? Пиротехникам лень было рыть землю дважды, и они положили вторые заряды туда, где раньше лежали первые - не беря в расчет, что взорванные ямки стали намного глубже. Спрашивается, где мозги были?! Ну а в целом я против пиротехников ничего не имею. Есть среди них знающие специалисты - безусловно, есть!
- Существуют люди, у которых физиологически отсутствует чувство страха. Это полезное для каскадера свойство?
- Ни в коем случае. В 80-х годах на «Ленфильме» провели аттестацию каскадеров: физическая подготовка и психологические тесты. Вопросы, кстати, были те же, что и для летчиков-испытателей -направленные на выявление всех эмоций и специфических для профессии качеств. И обнаружилось, что у одного из наших каскадеров абсолютно отсутствует чувство страха. Значит, он опасен для себя и окружающих. Таких из профессии надо сразу удалять. Мне симпатичны люди, которые перед трюком сомневаются. Если сам идет проверять место, если предлагает подстраховочные варианты - это не трусость, это в человеке работает здоровый инстинкт самосохранения. Каскадеры же не самоубийцы! Саша Баранов в Каунасе исполнял трюк - падение с высоты 26 метров на узкой улице. Страховка - картонные коробки - казалась сверху размером с книгу. Нужны стальные нервы, чтобы такое исполнить. Но, правда, и страховку эту Саша никому не доверил, готовил ее сам. К сожалению, не все режиссеры учитывают степень каскадерского риска. Сегодня пленку жалеть не надо, технологии иные и режиссеры злоупотребляют дублями, делают десятки там, где можно обойтись одним-двумя. Из-за этого на продолжении «Д′ Артаньяна и трех мушкетеров» чуть не погиб Боярский. Устал от бесчисленных повторений, оступился и упал вниз головой с высоты. Работавший на тех же съемках постановщик трюков Толя Ходюшин поставил условие - два дубля, и все. Режиссер во внимание не принял. И Толя со вторых «Мушкетеров» со скандалом ушел, хотя в первых - участвовал. Знаете Ходюшина? Питерский каскадер-конник, из потомственных казаков. На съемках «Звезды пленительного счастья» чуть с жизнью не распрощался. Снималась сцена: казнь декабристов. Казнили, разумеется, не актеров, а нас - каскадеров. На берегу Невы поставили настоящую виселицу, вырыли под ней яму, привязали петли. Надели всем на головы мешки. И повесили. Не на петле, а на парашютных стропах. Однако они тоже сильно пережимали грудь, мы еле дышали. А под ногами пустота -не встать, не передохнуть. Висим, терпим. Ждем, когда снимать начнут. А режиссер с оператором без конца точку для съемки меняют: давайте здесь поставим камеру, нет - здесь, а может, лучше - здесь?.. Постановщик трюков периодически делает перекличку: имя называет, и ты должен ответить. В очередной раз все каскадеры ответили, а Толя Ходюшин молчит. Пока к нему кинулись, пока над ямой доску установили, пока мешок сняли - он уже без сознания и не дышит. Чуть было и вправду не повесили человека! Ну почему нельзя было оговорить точку для съемки заранее?!
Недавно мы снимали сцену: девушку сбивает машина, она падает на крышу, оттуда о соскальзывает на багажник, с него - на землю. Был отснят 21 дубль! Я говорю режиссеру - это же преступление. Тебе просто повезло, что работает девчонка молоденькая. Опытный каскадер на такое не пошел бы: три дубля от силы, и все. Спрашиваю: чего добиваешься? «Она слишком спортивно падает». Так переставь камеру! Поменяй ракурс! Не доводи ситуацию до греха. Есть азы профессии, и режиссеры должны их знать. Например: не надо репетировать падения. Потому что человек прекрасно упадет на репетиции, но в нем уже поселится ожидание этого падения. И второй раз не будет ни легкости, ни правдивости. Когда-то мы все это придумывали с нуля: как переворачивать машины, как правильно сбивать человека. Но с тех пор почти полвека прошло. Все детали должны были стать хрестоматийными. Однако для многих это по-прежнему откровение. И в вузах этому не обучают.
- А как правильно сбивать человека?
- Автомобиль, изображающий бешеную езду, должен ехать медленно, не выше 30 км/час. Тогда каскадер гарантированно останется жив. Зритель тоже внакладе не останется. Для кино ведь скорость не важна, важен ракурс. Если снимать машину, которая едет на вас или от вас, то на экране не отличить, где она тащится, а где - мчится. Ощущение скорости дают лишь кадры сбоку, за счет мелькания фона. Казалось бы - основы ремесла. И что же? В прошлом году в Выборге в московской группе погиб молодой каскадер. Его сбивали на скорости 60 км/час.
- Каскадеры часто гибнут?
- Случается. Или пожизненными инвалидами остаются. Есть такой каскадер-актер Александр Карин. Вы могли его видеть в фильмах «Эскадрон гусар летучих», «Ярослав Мудрый»... В восьмидесятых годах во Франции, в Тулузе, был фестиваль каскадеров, и поехала группа из Москвы. Надо было падать с высоты 24 метра. Карин обычно не падал - не его специализация. Он слишком крупный, это плохо для такого трюка. Но в этот раз решил поучаствовать. На видеоматериале отчетливо видно: Александр не сумел сгруппироваться в воздухе, полетел вниз не спиной, как требовалось, а головой - и буквально пронзил страховку. Сломал себе шею. Французы тут же дали ему пожизненную пенсию, квартиру. И теперь он сидит в Париже, в инвалидном кресле, пишет книги.
Верхом на ракете.
- Профессия каскадера не вымирает постепенно в связи с развитием цифровых технологий?
- Нет. Спецэффекты и компьютерная графика ведь чрезвычайно дороги и сложны. Конечно, подготовка реального трюка - тоже весьма хлопотное занятие. Допустим, снимается падение человека сквозь строительные леса. Пять этажей он пролетает - и каждое место, которое пробьет телом, надо заранее подпилить, аккуратно и с таким расчетом, чтобы каскадер не ушел в сторону на стальную перемычку и чтобы погасил скорость падения до нужной величины. Тем не менее работа вживую еще долго будет проще и дешевле, чем трюк, сымитированный с помощью компьютерных программ. Вы спрашиваете, умирает ли профессия? Наоборот - на нее сейчас бешеный спрос. Появилось огромное количество молодых и совершенно безбашенных ребят, готовых рисковать там, где опытный каскадер трижды подумает. Конкуренция страшная, за роли, за работу идет жесточайшая борьба.
- Такие сумасшедшие деньги?
- Ну что значит «сумасшедшие»... Расценки примерно таковы: драки простые -175 долларов, драки сложные, с предметами или оружием - 250. Падение с высоты: до пяти метров - 200 долларов, от восьми до десяти метров - 600, еще выше - по договоренности. Конные трюки: падение с коня - не менее 350 долларов, переворот тачанки, кареты, телеги - не менее 1000. Работа с огнем: горение человека до 30 процентов, когда, допустим, только руки горят - 300 долларов, горение человека до 60 процентов - 600 долларов, горение человека до 100 процентов - не менее 1000. Автомобильные трюки: скоростные проезды, развороты - 200 долларов, езда на двух колесах - 250, переворот - не менее 1750, столкновение - не менее 600 долларов... Опять-таки, что-то еще более сложное - по договоренности. На Западе суммы, разумеется, иные, но в России - так.
- И что получается: сгореть до горстки праха дешевле, чем перевернуть машину?! Жанне д′Арк откровенно не повезло. Почему перевороты в такой цене?
- А вы думаете, это просто? Когда я начинал, мне тоже так казалось. На «Гонщиках» « Не надо репетироват падения. Потому что человек прекрасно упаде на репетиции, но в нем поселится ожидание эп падения. И второй раз не будет ни легкости, ни правдивости
Володя Бубнов, отличный водитель, мастер спорта международного класса, пытался перевернуть машину не раз и не два - ничего не вышло. Только тогда я сообразил: чем лучше водитель, тем сильней в нем наработанные рефлексы. А они диктуют - удержать машину в управлении любой ценой. И тогда мы стали делать перевороты не естественным путем, а с помощью трамплина или с помощью пневматической пушки, выбрасывающей в нужное мгновение под колеса что-то вроде упора. Позже я сам стал изобретать подсобную технику, на кое-что даже оформил авторское право. Например, у меня есть патент «Устройство для переворота машин через нос» - это приспособление я использовал в фильме «Скорость». Очень эффектно, кстати, автомобили переворачивает. Да и для съемочной группы гораздо безопасней, когда известно точное место переворота.
Вы «Скорость» Дмитрия Святозарова не видели? Я там впервые проехал на реактивном автомобиле. До нашего фильма он не ездил, так что на съемках мы фактически провели его первые испытания. В фильме автомобиль называется «Игла-09-SR», потому что действительно напоминал формой то ли иглу, то ли стрелу. Но на самом деле это «Хади-9», уникальное детище конструктора Владимира Константиновича Никитина. Никитин работал в Харьковском автодорожном институте в лаборатории скоростных автомобилей и был чемпионом мира по целому ряду рекордов в скорости - на электромобиле, на газотурбинном автомобиле. Одержимый человек - он продал свою «победу» и с помощью студентов построил автомобиль, на котором собирался побить рекорд скорости на Земле. До сих пор помню параметры: длина машины - 12 метров, расстояние между задними колесами - 4,5 метра. На автомобиле стоял реактивный двигатель от Миг-17. Когда Никитин над ним трудился, самой большой проблемой было - где взять колеса. Ведь на скоростях, которые предполагались, не выдержали бы даже те, что используются в авиации. В конце концов он решил и этот вопрос.
- И какую скорость показал автомобиль с движком от истребителя?
- Никто этого так и не узнал. Никитин был убежден, что он легко возьмет потолок в 700-800 км/ч. Но проверить это
оказалось невозможно. Дело в том, что конструктор продумал безумное количество деталей, однако не подумал о главном - где взять дорогу, на которой сможет промчаться самый быстрый на свете автомобиль. Ведь она должна быть идеально гладкой, как стекло.
- А аэродром?
- Не подходит. Знаю точно, поскольку мы снимали на аэродроме в Волгограде. Плиты имели неровную стыковку, что я ощутил на своей шкуре. Подвески в этой бандуре не было - только жесткая рама. На каждом стыке я подпрыгивал - все тело потом было синее, начиная от локтей. Кстати, и спидометра точного тоже не имелось. Нам поставили на съемках цель - обогнать «чайку», и это «Хади-9» делала играючи. «Чайка» набирала максимальную скорость, в этот момент я на реактивном авто давал газ. Ускорение такое, что перед глазами вставала пелена. Больше 300 км/ч машина набирала - это могу сказать точно, а вот насколько... Мы просто не рискнули разогнать ее до максимума на неровной дороге. И потом, ведь существовало ограничение - длина полосы. Позже мы сделали проезды также на соляном озере Баскунчак. Но и там не оказалось пригодной для больших скоростей дороги.
- Как же эта бандура тормозила?
- Очень просто: я нажимал кнопку, выкидывался парашют, только потом я давил на тормоз и машина останавливалась. У меня есть фото, где мы сидим в сопле этого уникума. Сегодня «Хади-9» стоит в харьковском музее. Памятником несостоявшемуся рекорду и замечательному человеку, беззаветно преданному своему делу - Владимиру Константиновичу Никитину.
- Правда, что каскадеры избегают юридического страхования, считая это плохой приметой?
- Страховка - дело, конечно, индивидуальное, но не всегда добровольное. Когда я заключаю с кинокомпанией договор на организацию и постановку трюковых сцен, то там есть пункт, что исполнители трюков обязательно будут застрахованы. Так что суеверен каскадер или нет, меня не волнует - все равно застрахую. Слава богу, за последние четыре года, пока мы снимали 80 серий «Дорожного патруля», серьезных травм не было. Хотя сериал весь на трюках основан.
- Возрастные ограничения для каскадеров есть?
- Ну вот взять, скажем, Сашу Массарского - он был постановщиком трюков на «Белом солнце пустыни», дрался там на баркасе вместо Павла Луспекаева. Сейчас ему 83 года - как огурчик, и продолжает оставаться в строю. Несколько лет назад, в ноябре, снимали сцену в Выборге. Так он сорок минут просидел в холодном море с подводной кинокамерой в ожидании, пока каскадерша сделает трюк. Или взять фехтовальщика Владимира Балона, одного из постановщиков трюков на обоих «Мушкетерах». Ему 80, тоже в полном порядке, фехтует вовсю. Так что возрастных ограничений у каскадеров нет. Если тебя зовут и ты можешь, ты - каскадер.
- Есть сегодня трюки у коллег-постановщиков, которые вы не понимаете, как сделаны?
- Как - понимаю всегда. А вот зачем далеко не всегда. Например, у Егора Кончаловского в фильме «Антикиллер» есть трюк, когда машина летит метров сто и падает. Трюк сделан вживую, и для чего этот безумный риск, я не понимаю. Мой друг режиссер Илья Авербах говорил, что трюк - это микросюжет, и он должен абсолютно соответствовать не только общей идее фильма, но и его тональности, ритму, даже цвету. То есть у каждого прыжка должна быть логика.
- Мы не довершили список ваших травм...
- На съемках фильма «Завещание» Гостева я сидел в шлюпке, куда должен был угодить снаряд. Для этого под судно вешается заряд, вокруг шлюпки оборачивается детонирующий шнур - чтобы шлюпку взрывам подняло на столбе воды. Дальше должен сработать второй заряд, который, как ножом, перережет шлюпку пополам. Ну и одновременно взрывается дымовая шашка. Людей, понятно, выкидывает в воду. Я был озабочен, как в этом хаосе не потерять имущество студии автомат, и не придумал ничего лучше, чем привязать его леской к руке. Когда взрывом нас всех раскидало, эта леска разрезала мне кисть до кости.
В фильме «Приключения принца Флоризеля» надо было инсценировать драку. Один из каскадеров должен был прыгать на меня со сцены. Он и прыгнул. « Вы спрашиваете; умирает ли профессия? Наоборот - на нее сейчас бешеный спрос. Появилось огромное количество молодых и совершенно безбашенных ребят, готовых рисковать там, где опытный каскадер трижды подумает. Конкуренция страшная, за роли, за работу идет жесточайшая борьба» со всеми своими 120 кило веса. Сломал мне копчик. С тех пор там у меня регулярно ноет в плохую погоду. Так что едва небо хмурится, сразу вспоминаю «Принца Флоризеля».
Но в целом судьба меня миловала. Знаете, я ведь родился в непростой день - 22 июня 1941 года, в Семфирополе. Через месяц с небольшим немцы отрезали Крым. Отец, главный инженер, уже эвакуировался вместе с заводом в Казахстан. Нас не взял: никому и в голову не приходило, что немцы будут продвигаться такими темпами. Мама схватила меня под мышку, двенадцатилетнего брата за руку - и побежала в Феодосию. Там нас посадили на баржу, которую тащил буксир. Начался страшный шторм. Народу битком, дышать нечем, через огромные щели вода попадала внутрь, и в трюме ее было выше колена. От качки мама потеряла сознание и уронила меня в воду. Спасибо брату, его не укачало, и он меня вытащил. Это, можно сказать, был первый в моей жизни трюк. Баржа прибыла в Туапсе, мы добрались до какого-то села. Мать поселилась с нами в доме, где уже жило много раскулаченных семей. Ждали немцев. Хозяйка предупредила: сельчане замышляют вас убить. Мать опять схватила нас в охапку и пешком пошла по железнодорожному полотну. Ей удалось сесть в теплушки, направлявшиеся в Куйбышев. В поезде выяснилось, что у меня коклюш. В те годы это было очень опасное заболевание. Я мог заразить других - и женщины с детьми стали требовать, чтобы мать выкинула меня на ходу из вагона. Спас какой-то военный - он достал пистолет и сказал, что это случится только через его труп. Я опять уцелел. Так что каскадером мне было уже не страшно. Ну вот с детства дана такая судьба - жить в экстриме!
Автор: hulligano на 3:58

31 августа 2004

Александр Массарский: `Я ЛИЧНО ВЕШАЛ ДЕКАБРИСТОВ`

Наш герой - личность во всех отношениях многогранная. Тренер по борьбе самбо и дзюдо, причем тренер заслуженный, а заодно и заслуженный работник культуры России да еще и академик Всемирной академии науки, искусств, культуры и информатизации. Занимается он разработкой приборов для подводной кино- фотосъемки и приборов для исследования космоса. Но прославила Александра Массарского профессия каскадера.
Всплыть после трюка
- Александр Самойлович, считается, что каскадеры постоянно рискуют жизнью и вообще долго не живут. Вам же исполнилось 76. Неужели вы - исключение из правил?
- Я считаю это своей большой творческой удачей. Ведь каскадер сознательно идет на риск. Но всегда проводится большая подготовительная работа с целью защиты его жизни и здоровья.
- Часто люди вашей профессии оказываются на грани жизни и смерти?
- В моей практике более 260 фильмов. Но ни один каскадер не погиб. Травмы, конечно, были. И ситуации `на грани` случались. В картине `Летняя поездка к морю` всплывшая подводная лодка рейха расстреливает корабль с ранеными советскими и американскими моряками и уходит под воду. Вместе с ней под воду должен уйти и человек, вцепившийся в антенну, которая представляет собой стальной трос - он весь в `ершах`. Спрашиваю у командира лодки, что будет с человеком при погружении. А мне в ответ: `Не знаю. Подобные случаи неизвестны`. Говорю каскадеру: `Считаешь до 10 и выныриваешь`. Я нахожусь наверху, в акваланге. Страхую. Сам считаю. Давно уже перебор. Не выныривает! Бросаюсь в воду, погружаюсь и вижу: каскадер мой барахтается, зацепившись водолазным свитером за `ерши`. Ему так и не удалось освободиться. Благо что ума хватило вылезти из свитера. А то утонул бы.
Или вот на картине `Звезда пленительного счастья` я вешал декабристов... Хорошая фраза, да? Каскадеров подвесили на специально сконструированных лямках, что-то вроде парашютной обвязки. Потом начали ставить свет, определяться с местом для камеры. Процедура довольно долгая. А ребята висят! И один из парней потерял сознание. Хорошо, во время спохватились. Пришел в себя, упрекаем: `Почему молчал, что тебе плохо?!` - `Неудобно. Скажут: тоже, каскадер!` Кстати, за подготовкой казни декабристов с пляжиков Петропавловки наблюдало довольно много зевак. Люди хихикали, посмеивались. Но когда `декабристов повесили`, люди на мгновение замерли, потом по толпе прокатилась волна ужаса. Я попросил психологов прокомментировать ситуацию: `Реальное несчастье не производит такого сильного впечатления, как то, которое человек домысливает`.
Как тонул Ленин
- Наверное, не все ваши трюки в конечном итоге выходили на экраны...
- В одну из картин, помню, не вошла драка на крыше поезда с падением под встречный. Нужно было точно рассчитать, чтобы человек упал в единственное место, где между путями выложены маты. Такую работу жалко. Но бывает, когда даже радуешься, что даром старался. Самый яркий пример - Паша Луспекаев в `Белом солнце пустыни`. Мы договорились, что все драки делаю я, а его проставляем на крупные планы. А когда стали снимать крупные планы, оказалось, что Паша все сам делает.
То же могу сказать и о совместной с финнами картине `Доверие`. О предоставлении Россией Финляндии независимости. Ленина играл Кирилл Лавров. Финны заявили, что на политический фильм у них никто не пойдет, поэтому надо придумать что-нибудь необычное. Придумали: Ленин на полном ходу с поезда спрыгивает и проваливается под лед Финского залива. Притом из истории мы помним, что лед просто трещал под вождем мирового пролетариата. Так вот, Кирилл, играя в теннис, сломал руку. И прыгал, и под лед проваливался я. А потом Лавров поправился и все сделал сам.
- Кто еще из актеров задвигал вас на задний план?
- Миша Боярский. Все, что есть в `Мушкетерах`, он сделал сам. Он прекрасный и фехтовальщик, и наездник. Николай Еременко-младший в одной картине играл дзюдоиста. Боролся на уровне мастера спорта. Я - не новичок в кино - понимаю, что все поставлено, снято отдельными кусочками, но не утерпел, спросил: `Ты занимался дзюдо?` - `Нет, я как обезьяна. Мне показывали - я делал!` А в `Пиратах ХХ века` как он работал! Многие актеры стремились делать все сами, но после гибели Евгения Урбанского на съемках `Директора` было столько издано разных строгих приказов! Хотя там просто не было опытных консультантов.
Наравне с сапером
- Но ведь бывают у каскадеров и просчеты?
- Постановщику трюков постоянно приходится изучать историю, этнографию, оружие, приемы борьбы. Чтобы максимально уберечься от какой-то фальши. Не всегда получается, но обязательно найдется знаток, который заметит ошибку. После картины `Стрелы Робин Гуда` я получил письмо: `Что это у вас в XIII веке скачут лошади буденновской породы?!` Или в картине `Король Лир` крупным планом показана упавшая шпага. Приходит письмо: `Шпага такого образца появилась через 200 лет после описанных Шекспиром событий`.
- Насколько драки в кино приближены к реальности?
- В кино существуют свои каноны. Драку нужно показать `настоящую`. А поставь драку профессионалов как в жизни - на экране будет один-два удара. Зритель и сообразить не успеет, что произошло. Драки растягиваются как удовольствие. Возьмите `Крутого Уокера`, сколько раз он бьет каблуком в подбородок? Челюсть была бы раздроблена при первом же ударе. А человек только морщится.
- Не кажется ли вам, что особо жестокие драки в кино могут нанести вред тем, кто их смотрит?
- Вот это как раз и ужасно! Я об этом говорю десятилетиями! Есть много кинематографических приемов, чтобы показать драку, но при том скрыть, как, к примеру, нож входит в тело и как брызжет кровь. Пропагандировать насилие нельзя. Равно как и показывать технологию преступления. Кто-то что-то пытался повторить из увиденного на экране. Они же не подозревают, что в кино любая драка ставится как балет и все драки бесконтактные.
- Бывают универсальные каскадеры?
- Абсолютной универсальности в нашем деле не бывает. Но большинство каскадеров умеют многое. В картинах `34-й скорый` и `Тревожное воскресенье` действительно были очень серьезные трюковые съемки. В `34-м скором` во время пожара гибнет проводница. Ее дублировала моя жена Элла.
- Как же вы `толкнули` в огонь любимую женщину?!
- Если бы только в огонь! В одной из картин Элла дублировала Ольгу Вардашеву, которая играла по сути дела саму себя, актрису Мюзик-холла. Моей супруге предстояло сесть в автомобиль, который должен был прыгнуть с трамплина на скорости 60 километров в час... Я сам все проверил. Но водитель дал 90. Трамплин нагрузки не выдержал, сломался. Машина пошла винтом и сильно ударилась о землю. У Эллы - перелом двух позвонков. Восемь месяцев в койке.
- И после этого она соглашалась на ваши авантюры?
- Думаете, нет?
Владимир ЖЕЛТОВ
www.smena.ruhttp://nvolgatrade.ru/

Приложение. Стаья режиссёра фильма ГОНЩИКИ Игоря Масленникова в журнале РАЛЛИ....О Диме Шулькине нет ни слова...Другое видение жизни...

http://downforeveryoneorjustme.ru/web/http://www.almrally.ru

Игорь Масленников, режиссер, о фильме "Гонщики"

21 Сентября 2009 12:00

По пыльному проселку вдоль поля мчится «Москвич-412». На глаз скорость сто-сто десять...

Пыль тонкими струйками обтекает кузов, вдоль которого тянется надпись «Автоэкспорт». На двери бортовой номер - 17. Колеса упруго и дробно считают выбоины и ямки проселка. Самолетный рев полых глушителей. Через забрызганные грязью стекла видны силуэты двух гонщиков в шлемах... Десять секунд, двадцать, сорок, минуту мы смотрим на этот летящий автомобиль. Он заполняет собой все полотно широкоформатного экрана...

Когда картина «Гонщики» еще только монтировалась на «Ленфильме» и я показывал эпизод «спецучасток ралли» товарищам по работе, некоторые из них недоумевали - зачем такой длинный кадр?

Это скучно, - говорили они, - длинно и скучно, ничего не происходит. Сколько можно смотреть на едущий автомобиль!

Может быть, я и внял бы их настойчивым советам, сократил, подрезал бы этот кадр - режиссер вынужден считаться с мнением зрителей - если бы...

Если бы, во-первых, этот кадр меня не волновал как мальчишку, завороженного одним видом машины, а во- вторых, если бы я не знал, как участники нашей съемочной группы - шоферы, гонщики, автослесари приходили по нескольку раз в монтажную и просили показать эпизод «спецучасток», а потом досадовали: почему так коротко?

- Коротко! - говорили они. И мне тоже казалось, что коротко.

В чем дело? Почему такая разная реакция?

Потому что для одних автомобиль - это лишь средство передвижения, а для других - целый мир, наполненный поэзией, страстью, драматизмом. Как балет. Или волнует или раздражает. Мы делали картину для определенного зрителя - того, который встает в пять утра, чтобы выйти на шоссе и помахать рукой проносящимся мимо участникам ралли, который ходит на мототреки и ипподромы, который испытывает трепет и волнение, лишь только заслышит где-либо треск и выстрелы «поджатого», форсированного двигателя, который читает, наконец, журнал «За рулем».

Игорь Масленников, режиссер, о фильме «Гонщики» - первый советский фильм об автомобильном спорте. Он рассказывает о ярком и необычном мире ралли. В реальной жизни ралли трудно наблюдать - трассу в несколько тысяч километров невозможно охватить глазом. Еще труднее «болеть» в этом виде спорта - лишь на финише, да и то не сразу определяются победители. Победа выковывается по крупицам, по очкам.

Только в кино есть возможность увидеть и охватить этот мир. Так определилась главная задача, которой посвятила себя съемочная группа. Мы хотели воспеть этот мир, широкой панорамой развернуть его перед зрителем. Иногда в ущерб драматизму, минуя подробности человеческих отношений, мы стремились передать поэзию автомобилизма.

Автомобиль - это еще и дорога. Москва, Подмосковье, Армения, Грузия, Черноморское побережье, Таллин, Нарва, Финляндия, Ленинград - вот наш маршрут, проделанный прошлым летом. По 30-40 тысяч километров «намотали» за это время автомобили съемочной группы.

Сценаристы Ю. Клеманов, И. Ольшанский и Н. Руднева в центр внимания фильма поставили проблему экипажа. Несколько суток без сна и отдыха мчатся по трассе два человека - водитель и штурман. Что происходит между ними? Чем они живут? О чем думают? В жизни это узнать невозможно. В кино это стало историей двух характеров, двух отношений к жизни. Два прекрасных актера - Евгений Леонов и Олег Янковский, увлекшись автоспортом и полюбив этот шумный и яркий мир, наполнили сценарный конфликт обаянием своих личностей.

Мы знаем, что советские гонщики в принципе отличаются от гонщиков-гастролеров, которых нанимают зарубежные фирмы, Наши спортсмены - это рабочие автозаводов, для которых автомобиль не просто скоростной аппарат для проверки и показа своей храбрости и мастерства; для них машина - родной механизм, он сделан своими руками. Не в этом ли главная причина наших успехов в крупнейших ралли-марафонах прошлых лет?
Рассмотрением таких характеров мы и занимались в нашей картине.

ГонщикиНам никогда не удалось бы снять этот трудный с технической точки зрения фильм (принципиально отказавшись от кинотрюков и комбинированных кадров), если бы не помощь ЦК ДОСААФ СССР, Центрального автомотоклуба, Автозавода имени Ленинского комсомола. Ижевского автозавода, объединения «Автоэкспорт», если бы не помощь прекрасных людей - советских гонщиков - и советом и, главное, делом.

В съемках фильма активно участвовали известные мастера ралли Владимир Бубнов, Эдуард Сингуринди, Иосиф Гальперин, Анатолий Печенкин, Гуннар Хольм, Виктор Щавелев, Вадим Егоров и их товарищи. Чемпион СССР по шоссейно-кольцевым гонкам ленинградец Юрий Ивин не только выполнил несколько сложных трюков в картине, но и сыграл одну из основных ролей. А главные консультанты заслуженные тренеры СССР Александр Ипатенко и Роман Чертов были просто своими людьми на съемочной площадке.

Советский автоспорт вышел на широкие международные трассы. Думаю, что киноискусство еще не раз обратится к этой прекрасной теме и этим славным людям. Мы лишь начали рассказ...

Игорь Масленников, кинорежиссер

16+

14 июня 2019, время 13:53

Версия для печати

Распечатать

Перейти к обычной версии

Санкт-Петербург

Самбист-дзюдоист Михаил Семененко: «Раньше девушки любили сильных»

Воспоминания самого музыкального самбиста

10.04.2017 в 13:58, просмотров: 2740

Михаил Семененко — возможно, единственный в своем роде самбист-дзюдоист. Поющий! Мастер спорта по этим двум видам борьбы, чемпион Ленинграда, призер чемпионатов страны — он еще и известный питерский бард, который и в свои почти 70 лет профессионально выступает на сцене.

Самбист-дзюдоист Михаил Семененко: «Раньше девушки любили сильных»

Фото: Замир Усманов

Кроме того, Семененко входил в каскадерскую группу знаменитого Александра Массарского, работавшую на многих советских фильмах. Неудивительно, что, когда Петербург боролся за право проведения Олимпиады-2000, именно ему заказали написать олимпийский гимн. Семененко его сочинил, но Олимпиаду нам не дали. Зато другая его придумка, новый вид спорта бадфайт — смесь карате с бадминтоном (в нем соперники лупят руками и ногами по летящему через сетку волану) — вполне успешно реализуется.

Тренер высшей категории Михаил Семененко работает в СПбГУ уже 45 лет, долго возглавлял отделение борьбы на кафедре физкультуры. И, конечно, помнит студента-борца Володю Путина. Более того, своим наметанным глазом Семененко постоянно замечает, как президент Путин в своей политике руководствуется принципами и приемами дзюдо.

Нет ли лишнего билетика на самбо?

Михаил Семененко пришел в борьбу в 1962 году. Дзюдо еще не было. Только самбо. И интерес к нему в стране был огромный. Чтобы попасть на чемпионат города на Зимний стадион, лишний билет спрашивали. Все мальчишки тогда хотели быть сильными. Это еще было связано и с подростковыми войнами. Например, Михаил жил в военно-морском городке в Песочном, где выходили биться квартал на квартал. Но дрались благородно: заточки никто с собой не брал, если кому-то разбили нос — он выходил из драки. А на следующий день после нее уже в футбол друг против друга играли.

— Раньше и девочки были другие. Сегодня они любят умных мальчиков, а тогда любили сильных. Так что хотелось быть сильным. А я еще маленький — рост 162. Поэтому пошел в самбо в 14 лет (это считалось очень рано — обычно брали с 16!). Попал к Александру Массарскому, который потом спустя годы станет знаменит и как тренер, и как создатель советской каскадерской школы. Тогда он был главным инженером на Ленинградском металлическом заводе и одновременно взялся вести 2–3 группы самбистов.

— Сам Массарский имел только 2-й разряд. Но педагог был хороший, умел разбудить что-то в человеке. Наше спортивное общество называлось «Зенит», главным противником у нас было «Динамо», но там делали упор на силу, а Массарский — на гибкость и ловкость. Он нас заставлял думать. Например, велел вести дневники — своеобразные досье на всех соперников, с которыми боролись, заносить туда их слабые и сильные стороны. Динамовцы, конечно, были грозными самбистами, но «Зенит» Массарского никогда им не уступал. И не случайно в нашей группе из 20 человек 15 стали мастерами спорта. И еще Массарский ненавязчиво прививал подопечным философию — культ доброты и клубной спортивной спайки.

В этой группе вместе с Семененко занимался и Анатолий Рахлин, будущий тренер Путина. Так что Массарский через него повлиял и на манеру борьбы, а возможно, и на жизненные установки будущего президента. Но об этом чуть позже...

Хулиганы с гитарами

А у Михаила Семененко в те годы, помимо самбо, была еще одна страсть — песня. Он даже на соревнования всегда ездил с гитарой. Бардовская песня вошла в его жизнь в 15 лет — вместе с борьбой. «Пить, курить и говорить я начал одновременно», — шутит Михаил Алексеевич.

— Тогда были в моде правильные песни советских композиторов. Было и то, что сейчас называют шансоном. И я, как и все пацаны, пел в подворотне эти уличные, приблатненные песни на три аккорда: «Жил в Одессе славный паренек. Ездил он в Херсон за голубями. И вдали мелькал его челнок с белыми большими парусами». И вдруг как гром среди ясного неба для меня прозвучал тихий голос Окуджавы. А сначала одноклассник напел его песню: «Во дворе, где каждый вечер все играла радиола, и пары танцевали, пыля, все ребята уважали очень Леньку Королева и присвоили ему званье короля...».

Авторская песня вспыхнула, как костер. Умные нестандартные слова. Они сразу забирали слушателя. Сначала был Окуджава, потом в 1965 году в Ленинграде в кафе «Восток» на первом этаже ДК Пищевиков вечерами стали собираться Юрий Кукин, Евгений Клячкин, Александр Генкин, Борис Полоскин. Попеть, поиграть на гитаре. Народ ломился на них. Так возник клуб авторской песни «Восток». Потом появился Высоцкий.

— Я забросил блатняк и самозабвенно стал петь эти новые песни, — рассказывает Михаил Семененко. — Даже пробовал вступить в клуб «Меридиан». Но меня не взяли. Мы с лучшим другом Владимиром Кюллененом (знаменитый самбист, чемпион мира. Владимир Путин гордился, что боролся с ним, хотя и проиграл. — Ред.) спели песню Высоцкого: «Выучи, вызубри, не забывай и повторяй, как заклинание. Не потеряй веры в тумане, да и себя не потеряй». Спели громко в два голоса. А в «Меридиане» был культ Дольского — тихих, мелодичных песен. Нам на прослушивании сказали: «Хватит хулиганить! Слишком громко поете. Еще цыганщину нам тут устройте». Мы обиделись.

И с тех пор Семененко в клубы больше не ходил (вступил в клуб «Восток» всего 10 лет назад). Но петь продолжал. И бардовское творчество, оказало прямое влияние на его судьбу. Тогда оно были тесно завязано на геологов и туристов. Эти песни были очень популярны, но считались полуподпольными и не имели выхода на концертные площадки — им самое место было в лесу у костра. Неудивительно, что и сами барды воспевали, романтизировали такой походный образ жизни и творчества. Так что Семененко совершенно логично расстался с кораблестроительным институтом, где в то время учился, и перевелся на геологический факультет университета — его, как и многих, тогда потянуло «за туманом и за запахом тайги».

Драться было весело

Интересная жизнь началась и в секции Массарского. Свою борцовскую группу тот превратил в каскадерскую.

— Мы вечно участвовали в киношных драках. «Объяснение в любви», «Интервенция», «Виринея», «Республика ШКИД» — всего у меня 12 фильмов. Нас гримировали. Массарский всех расставлял. Давал свисток — и понеслась… В фильме «Белый флюгер» я дублировал мальчишку-беспризорника, которого вытолкнули из поезда и он летел под косогор. Были реальные косогор и поезд. Правда, скорость небольшая — километров 30 в час. Потом уже в фильме посмотрел сцену своего падения и сам себе не понравился: уж больно красиво падал, сгруппировался — переиграл.

А в «Республике ШКИД» в сцене драки в столовой Михаила скидывали за какую-то веревку с деревянных козел. И он падал с трехметровой высоты. Сначала на маты, потом и их убрали. Чем сильнее падал, тем больше нравилось режиссеру. И так пять раз. Массарский говорил: «Если хорошего самбиста выбросить с 3-го этажа, ему ничего не будет». И, по словам Семененко, это правда.

— Мы были еще пацаны, — вспоминает он. — Все делали лихо. Нам было весело и не трудно. И, например, даже когда съемка драки заканчивалась, мы еще минут пять не могли остановиться — мутузили друг друга. Потому что кто-то кого-то в драке уже обидел, за кем-то погнался. В «Виринее» одному из парней в потасовке на голову надели кастрюлю. У него из носа пошла кровь. Он разозлился. Массарский свистит, а драка продолжается...

А в «Объяснении в любви» каскадеры должны были бежать как бы по минному полю — взрывы вокруг.

— Мы пробежали, нас отсняли, а следом — массовка. И все, что взлетело в воздух от взрывов во время нашего пробега, на них упало. Мы чистые, а они грязные как черти. Массовка бастует — мол, каскадерам платят больше, а настоящие каскадеры — мы. Об одном только жалею. Все наши снимались в «Белом солнце пустыни», а я не поехал с ними — поступал в тот год в институт.

Хитрюга Аркаша Ротенберг

Путин на пять лет младше Семененко. Но они иногда вместе выступали за одну команду — Ленинградского университета, где Михаил уже работал, а Владимир учился.

Когда дзюдо в СССР только начиналось, Семененко и другие ребята из группы Массарского уже были кандидатами в мастера по самбо. Кто-то из них тогда перешел в дзюдо, кто-то совмещал эти два вида борьбы. Разница между ними раньше была небольшая.

— Путин тренировался у Рахлина в секции завода ВТУЗ. Он хороший борец. Ловкий, техничный. Мастера спорта не на халяву получил. Я с Путиным не боролся. А вот против его друга Аркаши Ротенберга, который за СКА выступал, пришлось выходить. Он очень хитрый. Оригинально неожиданно действовал. Обычно ты сначала выполняешь руками захват и потом начинаешь бороться, а он даже без ручного захвата ногами делал зацепы — так оплетет тебе ногу, что не устоишь.

Чем труднее жизнь, тем больше бардов

Семененко работает в университете уже 45 лет. Он все-таки стал бардом. В свои почти 70 лет (исполнится 31 октября) выступает с концертами — поет Окуджаву, Вертинского и свои песни — они у него в основном о спорте.

С 60-х годов многое изменилось — и в музыке, и в дзюдо. Бардовской песни сегодня не слышно и не видно. Кажется, что ее больше нет. Но это не так.

— С ней ничего не случилось. Вы, возможно, будете удивлены, но, наоборот, сейчас пик авторской песни, — говорит Михаил Семененко. — Она всегда была на подъеме в трудные времена. В одном только Петербурге сегодня 22 клуба — в каждом не меньше 100 человек. Никогда столько не было — мы живем клубной жизнью, из одного клуба в другой кочуем. В среднем в Питере ежедневно проводится 5 бардовских концертов! Просто этой песни нет в телевизоре и на радио. Она всегда была немножко элитной. Негромкая музыка для неглупых людей. Может, поэтому еще ее сегодня не пускают на ТВ. Бардовская песня ушла в Интернет. Правда, теперь она стала другой — в ней больше музыки, но меньше философского смысла. Приходят в клубы авторской песни и люди из рок-культуры. Но у нас с ними не получается — они пока 12 аккордов не сыграют, слова не споют. Или споют два-три слова и повторят их десять раз.

В отличие от современных бардов Семененко до сих пор играет на семиструнной гитаре. Словно в память об авторской песне 60-х так и не перестроился на шестиструнку.

Борьба тоже меняется. Как и отношение к ней. Лишний билетик на соревнования уже не спрашивают.

— В последнее время в дзюдо почему-то стало много искусственных ограничений, например, отменили захваты за ноги. Ни так ни сяк соперника не возьми. Один может все время атаковать и из-за этого проигрывать. А другой — ходить, ничего не делать и выиграть. В самбо такое не прокатит. Там по-прежнему можно все. Оно сегодня даже больше может дать в плане самообороны. Правда, многие юноши выбирают не классическое самбо, а спортивно-боевое, где разрешены удары руками и ногами. Думают, они суперменами станут. Но этот вид борьбы — суррогат. И в итоге те, кто боевым самбо занимается, ни бросать, ни бить не умеют. Зато они жестокие — потому что там разрешено бить коленом, бить лежачего. А я это не люблю.

Владлен Чертинов

Николай Ващилин

пятница, 18 ноября 2016 г.

Как стать каскадёром не сдавая нормы ГТО

Версия для печати

Самбист-дзюдоист Михаил Семененко: «Раньше девушки любили сильных»

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Архив блога

Постоянные читатели

пятница, 18 ноября 2016 г.

Как стать каскадёром не сдавая нормы ГТО

Самбист-дзюдоист Михаил Семененко: «Раньше девушки любили сильных»

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Архив блога

Постоянные читатели

пятница, 18 ноября 2016 г.